Давным-давно – говорят, что началась эта история примерно во время известных событий на Фолклендских островах ^*), - жила-была-плавала в северных морях и паре-тройке океанов Слепая Треска. Когда и при каких обстоятельствах она ослепла, не помнит никто, даже она сама. Впрочем, рыбы рассказывают, что порой при упоминании о слепоте Треска начинала что-то невнятно бормотать о банках, томатном супе и неких таинственных самках, кого – неизвестно. В подробности не пускалась. Вообще, другие рыбы Треску недолюбливали, считая скрытной и неблагонадежной. Иногда она внезапно надолго пропадала, а вернувшись, не говорила, где была, и только напевала себе под нос песни на незнакомом языке со множеством звонких согласных и раскатистым РРРРРРЫ. Рыбы в Северном море РРРРРРЫ не выговаривали. Не считали нужным. 
Надо сказать, что Треска была не только слепая, но и как будто немного контуженная. На вопрос о роде занятий отвечала: «мужской». Плавала всегда одна, а если вдруг другие рыбы предложат ей присоединиться к косяку, вздрогнет так, а потом лишь головой помотает – и прочь, только плавники сверкают. И куда плывет, зачем – кто ее знает.. 
 
 

 
А в то время как Слепая Треска бороздила необъятные просторы северных морей, в глубоких фьордах Норвегии рыбак Харальд Хаусо ловил рыбу. Каждый день ловил, даже в субботу. Привычка, наверное. В принципе, он ловил не рыбу, а что попало, просто сети ставил, но попадалась в основном рыба. Хотя порой и мясо попадалось ^**). А один раз прямо в лодку невесть откуда свалилась корова. Всю рыбу подавила, одна только рыбешка уцелела, потом оказалось – резиновая, с дырочкой в правом боку. При нажатии высвистывала английский гимн. Потеха!.. 
Так, изо дня в день, закидывал старик Хаусо свои сети. И если вы думаете, что это был обыкновенный, ничем не примечательный белобрысый рыболов в толстом свитере и с трубкой во рту, то вы не ошибаетесь. Но таким он был не всегда. Много морей видели красавца блондина, гордого потомка викингов храброго капитана Харальда Хаусо, команданте, то есть, пардон, командира славных норвежских водолазов, которые, как известно, всегда там, где нужно. 
 
 
 

Теперь же жизнь у него была спокойная, даже однообразная: сети поставить, улов вытащить да следить, чтобы русалки рыбу не таскали. А русалок в тех местах прорва. Немногим меньше, чем рыбы. Так-то они ничего, можно сказать, украшают ландшафт, хотя зимой – без слез не взглянешь. Сидят, хвосты поджавши, закутавшись в китайские пуховики, песен не поют, только ругаются плохими словами. Рыбаки потом за ними повторяют и грузчиков портовых учат. Весной русалки пуховики, понятно, сбрасывают. К маю весь берег этими пуховиками сплошь бывает усеян. Об это время как раз приезжают негоцианты из Кенигсберга и те пуховики собирают и, по слухам, везут далеко-далеко в Россию продавать. Впрочем, умные люди этому не верят, ведь до сих пор доподлинно не известно, носят ли медведи китайские пуховики, да и как бы они в пуховиках на балалайках играли? Неудобно же. 
Так вот, русалки. Раньше они из Дании приплывали, а теперь все больше с Украины. Эти опаснее. Мало того, что рыбу из сетей воруют, так еще и беспокойные такие - хохочут громко, друг с дружкой перекрикиваются, ловят морских свинок и из водорослей варят зелье – называется borschtsch. И рыбаков этот borschtsch отведать зазывают. Те, конечно, отказываются, боятся колдовских чар. Один, рассказывают, соблазнился, попробовал, а наутро очнулся – ничегошеньки не помнит и часов, паспорта и пятисот шестидесяти крон как не бывало. Волшебство... Да ладно б еще только это, а ведь с тех пор сам не свой стал, прямо как испортили его. Как-то даже уговорил товарища пойти с ним русалок искать. Пришли они на берег, ходили-ходили – ни одной! То гроздьями на скалах висят, хоть кувалдой разгоняй, а тут как под воду ушли. Коварные такие. Проблуждали наши приятели чуть не до утра, да и вернулись ни с чем. Так и уснули в объятиях друг друга. 
 
 

В один зимний день пошел Харальд проверить улов. Вытащил, как обычно, невод и принялся разбирать рыбу. Всегда скрупулезно, по-военному аккуратный, он тщательно осматривал каждую рыбину, дергал за плавник, заглядывал в глаза – не бешеная ли? Не то черта-с-два продашь, разве что на фишбургеры. 
Внезапно его внимание привлекла одна треска, чуть покрупнее других, уже далеко не малек, к тому же, очевидно, с астмой. Харальд осторожно взял ее в руки, чтобы рассмотреть получше. Треска нервно затрепыхалась, достала невесть откуда черные очки и уверенным движением водрузила их на морду. «Слепая», - догадался опытный рыболов. Да, это была она, наша Слепая Треска! 
Харальд пристально всмотрелся в черные стекла. «Нифига не видно», -подумал он. «А фигли», - подумала Слепая Треска. Кажется, они поняли друг друга. 
Харальд встал, держа Треску за хвост. Та недовольно изогнулась наподобие бумеранга. Старик размахнулся, лихо раскрутил рыбу над головой и бросил далеко за борт в набежавшую волну. С берега виден был лишь высоченный фонтан брызг. Волнение усилилось. «Опять во Флориде наводнение будет», - негромко сказал Харальдов сосед. 
На следующий день снова пошел Харальд к своим сетям. Смотрит – а это что? Знакомый силуэт, обтекаемые формы. Слепая Треска собственной персоной, уже в очках. Вид самодовольный. «Какая навязчивость», - пробормотал старик Хаусо, готовясь к броску. Через восемь с половиной секунд треска уже исчезла в волнах. 
 

Назавтра все повторилось, и через день, и через неделю, и через месяц – то же самое. Харальд потянул плечо. Флориду смыло. Харальдов сосед заштриховал ее на карте синим и жирно обвел карандашом Фолкленды. 
 
 
 
 
 
 
 

На 35-й день, вытащив сети, Хаусо уже привычно выдернул из гущи рыбы серебристую торпеду в черных очках. Харальд напряженно глядел на Треску. Треска напряженно глядела на Харальда. Момент был критический – a clash of wills, как говорят рыбаки по ту сторону Северного моря. Превозмогая боль в плече, рыболов решительно положил Треску на борт лодки. Рыб шевельнул хвостом и вдруг начал ритмично извиваться. «Язык пчел!» - осенило бывшего связиста, и он протанцевал ответ. В лодке было скользко. «Чего-чего?», - переспросила Слепая Треска. 

Неподалеку на них с интересом смотрела незнакомая русалка.